Что ж, можешь купить мне питья,
и я тебе расскажу, что видел я.
И я заключу с тобой сделку на грани мечты маньяка,
Который покупает паука чёрная вдова
с тайной в его пряже,
Что цепляется за морщину на лбу слепца,
И я начну говорить от краев напёрстка, полного виски,
В поезде через Бронкс,
что завезёт тебя в даль ту же самую,
Как пустая бутылка до шоссе шрама,
Что протянулся через асфальт моей щеки вот так,
И потом ныряет под поля шляпы беглеца.
Ты узнаешь, почему спиртное заставляет информатора
стучать на каждое лицо,
Что когда-либо отбрасывало тень
на площадь Святого Марка2.
Чёрт, я сдал бы мать за виски,
если платить не надо.
И вот ранняя пташка говорит, что Дубинка в хит-параде.
И он без молитвы, и дни его сочтены,
И ты выследишь его, как собака.
Но в этой сделке клиент у тебя что надо,
Потому что сердце Дубинки качает лимонад,
А виски заставляет слепца выкладывать всё до точки,
И я единственный, кто точно знает,
где он останавливался прошлой ночью.
Он был на автомобильной свалке
во время шторма, ударившего как лезвие,
В тачке, где, чтобы его согреть,
не было ничего, кроме жажды возмездия,
И немеченные купюры на полмиллиона долларов
Были одеялом Дубинки в февральский холод,
И канюки гнали скрюченное небо
под ореол чёрных крыльев.
Он сдавал Высокий Чикаго3 в грязь,
И складывал колоду перед глазом облавы,
И дрожащий Дубинка свернулся жалкой кучей
С сиреной, поющей ему колыбельную на сон грядущий,
И кровью из петельки для пуговицы, проделанной пулей,
Выпущенной из ствола пистолета за два доллара,
Который выжег волдырь на хватке сопляка.
Это показывает, какова плата за то,
чтобы быть героем, как никак.
Он прикрыл дыру в животе стодолларовой повязкой,
Королевский выкуп за покрывало,
которое ничего не стоит,
Просто паутинные струны
на лопнувшей гавайской гитаре.
И Дубинка опирался на чёрную палку
С ядом нарушенного обещания наркомана на губах,
Он ступал, держась в тени,
крича, я никогда не боялся.
И он расстрелял все фонари на набережной,
Минуя замерших любителей ветчины
с яйцами у игровых автоматов за пенни,
Выбрасывая пригоршни окровавленной зарплаты.
Они застыли как на стрельбище солдаты
И дали салют из двадцати одного ствола.
И краем глаза он заметил алебастр
Девушки из десятицентового танцевального зала
и сунул тысячедолларовую купюру ей в блузку,
И поймал жестокое и необычное наказание её улыбки,
И Дубинка подмигнул под намокшими от дождя полями.
С тех пор никто не видал и его волоска,
Никто, кроме лопаты на острове Райкерс4 и меня.
Так что, если ты достаточно безумен,
чтобы слушать полного виски слепца,
И достаточно безумен, чтобы заглянуть за пределы того,
куда осмеливаются ходить ищейки,
И если ты хочешь знать, где прячется Дубинка,
Ты будешь на пристани парома,
о, скажем, примерно в половине ночного кошмара,
Когда сойдутся стрелки на часах,
и ты скажешь им, что тебя послал Пятак,
Виски всегда заставляет его говорить,
И ты спросишь капитана Харона, ступни у него в грязи,
Он шкипер парохода «Окончательно»,
Что плывет из Бронкса через реку Стикс,
А тайна — всего лишь билет для мечтателя.
Потому что когда флюгер спит
и луна поворачивается спиной,
Ты ползёшь на животе вдоль железнодорожных путей,
И перекрестись, и надейся пропасть,
и воткни иглу себе в глаз5.
Потому что он вырезал бы моё кровоточащее сердце,
если бы узнал, что я донёс.
Потому что, знаешь, Пугало — просто молокосос,
Который метил карты, когда сдавал,
И шалил с наркотой
На краю Земли горшечника.
С тех пор вплоть до начала XIX века здесь бесплатно хоронили странников.
2) Площадь Святого Марка — улица в центре Нью-Йорка. Писательница Ада Калхун назвала улицу «суперклеем для фрагментированных идентичностей», «улица для странников, нерешительных, одиноких и неразборчивых в связях».
3) high Chicago — разновидность игры в покер.
4) Райкерс (англ. Rikers Island) — остров-тюрьма в проливе Ист-Ривер, относящийся к городу Нью-Йорк.
Является самой крупной исправительной колонией в мире.
5) Cross my heart and hope to die, stick a needle in my eye — детская клятва («Чтоб мне сдохнуть, если вру».)